Мы все придумали сами, даже того, кто придумал нас (с)/ Принц с принципами
Название: Демон любви (Asmodeus’ Passion). Глава I (часть 1)
Автор: N.N. (он стесняется…)
Посвящается: Куруруги_Сузаку - милому Рыцарю, удивительному косплееру и просто замечательному человеку!
Жанр: драма в трех главах, а лучше сказать, актах (A/U), с элементами эротики и сатиры! Под старину...
Рейтинг: NC-17 (немного завышен, на всякий пожарный)
Бета: Reven (аригато годзаимас ей за старание рудокопа), Куруруги_Сузаку (самый что ни на есть святой мученик, ибо проявлял ангельское терпение, стойко снося авторское каппричио) и flying_down (перечитавшая n-ное количество раз этого монстра от корки до корки);
Пейринг: Сэр Куруруги+Лелуш Британский (в порядке исключения), Вайнберг+Стедфелд+Алстрайм? etc. Их тут будет превеликое множество, и все - гет;
Статус: продолжение подразумевается ^^
Автор: И я вот это сотворил?
Тертуллиан: Веришь, ибо абсурдно…
Автор: Мда, парадокс, однако!
Предупреждение: я курила траву иного сорта (не верится, но кое-что автор сотворил под одну из песен группы Kiss) … мое либидо повесилось на Супер-Эго. Автор снимает с себя всю моральную ответственность за его дилетантские представления о загадке яоя. Потенциальное ООС там и сям. Временами выскакивают оригинальные персонажи – диктат необходимости. Если Вам претит агломерация изощренных средств художественной выразительности на один квадратный абзац текста, то настоятельно советую держаться от сего чтива подальше.
Дискламация: исходник (детище Танигучи) перенесло серию многочисленных стилистических, композиционных и сюжетных операций. В общем, родной режиссер не признает.
P.S. Объем шапки прямо пропорционален количеству буковок в первой главе ^^ (9062 штук, если считать в словах)
Критика, которая «с чувством, толком, расстановкой», не возбраняется. Без претензий на «лавры»; ^^
читать дальше
Ночь Первая. Пробуждение.
Сплетни Двора колючим шлейфом стелились вслед за Седьмым Рыцарем Круга, подбирая пышными парчовыми платьями и длинными бархатными мантиями весь сор россказней и докучливых догадок праздных Умов. Злые языки обвиняли юного Сэра Куруруги в холодности к плотским наслаждениям, что было просто предосудительно в царстве всеобщего Адюльтера. Не раз несчастный становился жертвой насмешливых стихоплетов, свивших бумажный Вавилон из эпиграмм, где воспевалась Высшая Добродетель с более чем низкими инсинуациями. Застигнутые врасплох словоохотливые наглецы замолкали под непосредственной угрозой надеть на свои шеи алый ободок. Перерезанное горло служило весомым аргументом, но все же не могло унять пыл преследователей, подогреваемый дамским возмущением. Прекрасный пол при свете дня во всю порицал неверность, а после заката проповедовал терпимость к супружеским изменам, однако всегда был безжалостен к тем, кто равнодушен к женским прелестям. Фригидность - удел монахов… с божьего позволения они могут умерщвлять свою грешную плоть, сколь угодно их духовному телу. Но в светском мире закон гласит иначе. Аскеты не в почете.
Званный ужин в Хрустальной Зале. В преддверии Бронзового Бала стекаются искрящиеся в лучах солнцеподобных светильников важные сазаны высшего света, лениво поигрывая своими золотистыми боками; плывут безногие русалки, утопая по талию в огромных колоколах-кринолинах, стесняя уже довольно узкие дорожки протискивающихся лакеев и лаская шелками своих недорослей-пажей; струящийся атлас же наяд плавно скользит по крапчатому мрамору, вторя отборной чеканке лакированных сапог офицерских акул, те клацают саблями и ровными, под стандарт британской укладки, заточенными на комплименты зубами, сверкающими в своем плотоядном оскале. О рифы приглашенных плещутся фривольно-шутливые волны менуэта в непрерывающейся ни на миг виртуозной игре оркестра, заточенного в глубокую яму. Посреди набухающего потока масок и голосов тут и там слагаются острова из отдельных каменьев, притянутых друг к другу общим интересом... а в большей мере, скукой и желанием передохнуть от суеты передвижения. На одном из таких атоллов выделился подвид кораллов, тщательно перемывающих слухи о доблестном поданном Империи, который им так кстати попался на голодный глаз.
- Ах! Бедный мальчик! Видно, Эрос обделил его стрелою… а такой молодой… какая жалость, а то взяла бы я его под свой внимательный надзор… овеянную мудростью опеку, так сказать, - прошелестел томный фальцет, чья владелица давно перешагнула черту бальзаковского возраста.
- И правда, несчастное дитя, он непреклонен перед слабостями сердца… какое упущение! В его-то лета…это прямо преступление, - охнула ее соседка, чересчур энергично обмахиваясь веером, тревожившим страусиные перья на грудях, которые походили на две пересохшие груши.
- Я б продала немедля моего мужа, чтоб узреть то, что сокрыто под этим белоснежным, как сама невинность, мундиром… но он закован в неприступные латы целомудрия, - вздохнула третья и с досадой дернула слишком резко за поводок своей левретки. Та тявкнула в такт своей хозяйки.
- Вы снова о нашем Святом Михаиле? Нет, он положительно не способен… ну, вы ведь догадываетесь, о чем я… после поражения даже неотразимой маркизы де Розвуаль на сём арктическом фронте… - вмешалась вновь прибывшая, внося нескромный вклад в беседу, - уж на что пошло? Женщина… и решилась осадить крепость. Все… наоборот. Но и крайние меры тут оказались бесполезной тратой сил. Уловки уловками, но природу вещей не изменить. Тут только одно оправданье, – ядовито протянула она, набрасывая аркан своих неблаговидных домыслов на непросвещенных.
- Хо-хо! Неужели вы намекаете, что… - подхватила первая, пряча в душистом платочке свою глянцевую усмешку.
- Именно. На мой взгляд, это очевидно. Я даже расспросила моего врача. А ему я доверяю... пуще собственной совести. Он почти подтвердил мою гипотезу, - многозначительно приподняла нарисованные брови жеманная особа и со знающим видом причмокнула, - он… импотент… да-да, дорогая!
- Да убережет Провидение наших ухажеров… от этой губительной напасти, - перепугалась та, что отвлеклась на новомодный наряд, мелькнувший перед ее лорнетом.
- Да что Вы! Не может такого быть… - гневно возразила дама с собачкой…- сущая клевета...
Мимо этой масонской ложи как раз и проходили двое рыцарей в броских плащах с галунами. Родственного в них было ни на фунт, но дуэт моментально вырезался небрежным взглядом из пестрого и однообразного соцветия вечера. Один из них возвышался над остальными, поджарый, сухопарый, словно вытянутый за руки и за ноги на дыбе, светловолосый, с кокетливо разбросанными по плечам туго заплетенными косичками и глазами, в которых гуляла, шатаясь то сюда, то туда, беспечная лазурь. Он на целую голову обогнал своего спутника, молодого человека, по виду недурственного атлета, чей торс на всей своей протяженности хранил чудесную гармонию, увенчанную по-азиатски утонченными чертами лица и нарушаемую лишь непослушной каштановой шевелюрой. Зеленоглазый шатен поморщился от недовольства и еще более сжал губы в ответ на «похвалу» со стороны. Он так и не свыкся со своей неблагодарной ролью фаворита дамских пересудов, хотя старательно городил вокруг себя заслон равнодушия при каждом выпаде заостренного жала молвы. Его боевого товарища, напротив, забавлял весь этот придворный хор. Он веселился почти по любому поводу, так как не был подвержен меланхолии и называл себя великим гуманистом среди сборища мизантропов, к которому он с известной долей сожаления причислял и унылого рыцаря рядом.
- Послушай только их, Сузаку, - обратился он к своему соратнику щедрым баритоном, - вражеская пуля и та не столь опасна. Меткость новой пушки Асплунда блекнет по сравнению с верткими язычками в обрамлении помады, пудры, мушек, накладных ресниц и всяких побрякушек. У цвета человечества нынче в моде духи «Poison», какой стойкий, впивающийся в ноздри, и, хуже того, в уши аромат…
- Джино, прекрати жужжать про сомнительные увлечения болтливого племени. Таково их естество, и я смирился, право, хватит, – перебил его напарник то ли устало, то ли сердито, - мне не избежать…
- Да, общество повсюду… публичные с тобой мы люди. Но ты невольник, а я в своей стихии... Разве что хамелеон из меня с дефектом, как утверждает Анья. Вот та, что снискала мое подлинное уважение, так как от женщины в ней столько же найдется, сколько сорвешь ты ягод с кактуса. Бедный урожай! Безупречная логика и лаконизм – прямое тому подтвержденье. Афина, вылупившаяся из головы мужчины, но никак не из чрева женщины. Но ее овдовевшая тетка все не возьмет в толк исключительности ее племянницы. Старуха спит и видит, как бы ее сосватать, и грозится затолкнуть черную овечку в загон с замужней отарой. Кстати, о паучихах… взгляни на ту… вон… чуть справа… еще каких-то пять минут она просверлит в твоем лбу дырку и разочаруется в начинке, как сотни до нее, - звучно засмеялся сэр Вайнберг и подмигнул зазевавшейся красотке. Та хмыкнула и бесцеремонно отвернулась. Похоже, это была опытной рыбачкой, и когда щука не клевала, она тут же перебиралась к проруби с карасями.
- Нет, для нее мы все же твердолобы… ах, нельзя не проникнуться завистью к этим очаровательным нимфам. Их не простить нельзя. Какая бы толстая гадость ни выпорхнула из их маленьких ротиков - все сходит им с их лайковых перчаток. Стервятников отстреливать - пожалуйста, а куриц трогать - так ни-ни. А перышки выщипывают им их сестры да ревнивые супруги… - продолжил он тираду в своем духе, - против таких броня нужна иного рода. Хоть отпусти щетину ты, они будут и дикобраза преследовать, пока несчастного не загонят в темный уголок и там уже разделают так, как им угодно. И месяц не минул с твоей церемонии посвящения в Большой Круг, как на тебя набросились все разом. Оценивают, примиряют, осматривают … придирчивые жены и некоторые, особо услужливые, мужья… все жаждут быть поближе к трону, а так как мы с тобой у самого подножья, то с нами всякий сойтись не прочь! Амбиция – вот истинная королева Бала, любой без промедления готов гнуть спину во имя ее Чести, даже в урон своей, - довершил он свое витиеватое умозаключение.
Оба рыцаря замедлили свой шаг, чтоб пропустить вперед себя стайку быстрокрылых бабочек-дебютанток. Одна декада, и обратная метаморфоза их превратит в почтенных мягкотелых гусениц-матрон, жующих с аппетитом сочные кроны сплетен вперемежку с песочным печеньем под острым соусом пикантных скандалов и пряных интриг. Воспользовавшись этим препятствием, Куруруги вздохнул и окинул утомленным взором, полуприкрытым флером век, многоэтажные нагромождения шиньонов, кос и париков, пытаясь выхватить из этой чащи скромный фонтан волос до плеч, принадлежавший Шестому Рыцарю. Но тщетно… миниатюрная Алстрайм оказалась той самой пресловутой иголкой в стоге сена. Она б могла избавить его от перенасыщенного покровительства Вайнберга и разбавить их малое общество своим присутствием. Он уж отчаялся насчет своей идеи, когда нежданно-негаданно заметил броскую фигуру в алом.
- Джино, очнись… твоя строптивая Диана соизволила явиться, - спелой новостью он ввел друга в крайнее возбуждение чувств, резанув смычком известия по деликатным струнам.
- Она…и впрямь она, о Небеса! Как я вам благодарен. Мольбам моим внемли... Признателен безмерно за счастливый случай. Моя богиня… тут, какая редкость! – влюбленный тут же встрепенулся, как голубок, нахохлился и принялся лихорадочно поправлять смятые ходьбою фалды мантии, - как я? Не растрепан, не смешон?
- Сгодишься, - подбодрил его Сузаку и сразу получил воодушевленный его же заботою хлопок по плечу.
- Спасибо тебе, ты ведь не в обиде? – переспросил он, волнуясь, что бросает товарища на произвол судьбы, -… так, я пропаду на чуть-чуть или навсегда. Мое отсутствие диктует степень благосклонности ангела и демона в одном сосуде. Я, как раб, готов пасть ниц, ползти по пятам и целовать тень ее туфелек… но боюсь, что перепутаю в этой суматохе с чужими. Не лучше ли рискнуть словить жар-птицу сразу за хвост, ты так не считаешь?
- Упустишь, - прозвучало тихое предостережение.
- Уже лечу… благослови меня на этот ратный подвиг, - попросил он напоследок и, не дожидаясь ответа, скрылся в направлении его добычи. А лань-то не зря слыла непокорной, как тихоокеанский тайфун… поймать наследницу Стедфелдов не удавалось никому. Сузаку про себя пожелал Джино везенья, а упорства тому было не занимать. Седьмому Рыцарю уже порядком надоело по долгу дружбы служить невольным ценителем то приторной оды, то дифирамба, то итальянского сонета… и каждое послание Амура без исключения хромали на все строки. Он почти погрузился в размышления о злоупотреблении чернилами и терпением окружающих во имя эгоизма любви, но внезапно ощутил затылком чей-то пристальный взгляд и обернулся, чтоб повстречаться с ним лицом… однако, вместо дотошного интереса, столкнулся с безмятежным алебастром колонны. Обманулся? Все же Куруруги был убежден, что за ним наблюдали только что… или показалось? Сузаку погладил эфес шпаги большим пальцем и отказался играть в прятки с мифическим яблоком воображения, уже без этого воспаленного суетливой атмосферой торжества, где кто-то за кем-то обязательно следил по той или иной причине.
Абсолютная супервизия.
Герой-любовник удалился… - провел черту знакомый голос сбоку. Владелица его еле-еле своей макушкой доставала до плеча сэра Куруруги. Анью Алстрайм можно было бы принять за девочку, если бы ее контуры не были напрочь лишены задорного ребячества и пухлой персиковой детскости. Она сочетала чудесным образом в себе уместную задумчивость и неземной покой, который было не вывести из строя. Если сам Сузаку имел обычай раскачиваться, как маятник, вправо- влево, то принцип ее устройства вовсе не подчинялся силе момента: Анья напоминала заведенный механизм, который, несмотря на мощные воздействия извне, сохранял стабильность с непоколебимым постоянством древнеримского стоика. Но даже твердую породу прогрызает мышь… в роли грызуна выступала ее тетка, герцогиня фон Ресторф, чей девиз был: «Вода не течет под лежащий камень, но под нужного жениха ложится любая невеста!»
- Удавился? Ты о чем? Минуту назад был жив-здоров наш Джино, - удивился Сузаку ее странному высказыванию. Она всегда выкладывала свои фразы монотонным рядом, и нельзя было отличить, то ли это индифферентная констатация, то ли филигранная ирония, или, хуже того, все одновременно. Он называл это мысленно «сарказмом от чистого сердца».
- Мимо меня пронеся Вайнберг, словно пришпоренный скакун, - передумала она поправлять рыцаря сразу, - вместо полноценного приветствия мне достались лишь жалкие обрывки лепета: «Гений чистой красоты…» Эпитет, я так полагаю, предназначался милому идеалу с глубоким декольте. Кален Стедфелд – неукротимый мустанг, а Джино – начинающий наездник. В ближайший час наш блудный рыцарь возвратится побитый, но живой. Приговором из уст женщины, даже такой остроумной, как эта, рыцаря-неваляшку не сразить наповал. Любопытно. Ты ослышался… как непохоже на сэра Куруруги. Что за червь тебя гложет? – необычно многословная Анья перевела взгляд с непроницаемой стены напротив и приступила к изучению его растерянного профиля.
- Прости, ты меня врасплох застала. А мы тебя искали, между прочим. Но безуспешно… здесь слишком многолюдно, - Сузаку отстранился от неприятного предчувствия, щекотавшего волоски на шее под воротником, и переключился на вопрошающую собеседницу.
- Не только вы вдвоём… что удручает, - процедила она насчет «ищейки», почти схватившей ее в дверях, конечно, по велению переживающий родственницы, никак иначе. Наследница славного рода Алстраймов с четырнадцати лет вела позиционную войну за право не стать трофеем престарелых претендентов на ее приданное и вместе с ним свободу сооружать свое существование. Поначалу лот забывал предстать на аукционах, зевал и пренебрегал ритуалом и инструкциями девушкам на выданье, затем пугал сводников-торговцев и покупателей-женихов трезвостью суждений и неженским нравом, и, в конце концов, Анья тайком «постриглась в рыцари» и стойко перенесла семейную бурю, а затем и двухлетний раскол с ныне покойными родителями. В связи с трагической кончиной последних между непутевой племянницей и ее сердобольной тетушкой было подписано негласное перемирие в Шемброке под надзором нотариуса, согласно которому она сама урегулирует вопрос о замужестве, а Леди Олимпия исполнит обязательства гаранта священного союза. Оскорбленные некогда родичи переменили тактику и всячески гордились достижениями малютки Алстрайм. Ее титул вписали в перечень достоинств, который снова вывесили на брачных торгах…
- Тем не менее, я рад твоему появлению… - заверил рыцарь, - хоть за себя постоять у тебя всегда выходит лучше, чем у большинства собравшихся здесь наглецов, я не позволю обижать …
- Сузаку, ты так нуждаешься в ненависти Света? Зачем понадобилось доблестному Куруруги противостоять моим супостатам? - перебила она, - я справлюсь. Комплекс рыцаря неизлечим, как я погляжу. Знаешь, в чем вся несправедливость мира: есть здравое зерно в нестареющих обычаях отцов: соблюденье траура – это дань памяти, а не погребенье заживо в былом. Если ты собрался себя все-таки захоронить, то явно перепутал заведенья: Двор - не Монастырь.
Своей сентенцией она невольно воскресила печальный образ той, которая однажды захватила его душу полностью, взяв пылкое сердце в прочное кольцо и совершенно отрезав путь к поспешному отступлению. Рыцарь дал обет вечно хранить верность лишь одной единственной Принцессе. Юфимия Британская была всем, а всё без нее сделалось ничем… каменистой пустыней, где путнику, как он, не испить из пересохшего источника. Сузаку глотал мертвую воду воспоминаний об их мимолетном счастье и продолжал брести вперед ради миража праведной мести. Ее скоропостижную гибель оправдывали неизвестным недугом, притворщики разлили скорбные реки нильских слез и предали Деву забвению в темном склепе. На самом деле кто-то яд подлил в фарфоровую вазу с его нежной розой. Вероломный отравитель должен был жестоко поплатиться, и он добьется правосудия, рано или поздно. А там… будь, что будет. Ему все безразлично.
- Где бы я ни находился, упрямая смерть чурается меня. Даже на поле битвы злодейка дразнится жженым запахом крови и пороха… иногда, мне чудится, что я сам смерть… и право умереть вычеркнуто из моих привилегий. Я палач, который оборачивает бездыханный труп врага в белый саван флага. Клянусь, я свыкся со своей нечеловечностью, - он воздвигал глыбу на глыбе поверх нерукотворной могилы, - но людям этого не уяснить, похоже.
- Патетика в эпитафии, как масло в овсянке. У тебя редкий дар. Рекомендую сочинить себе панегирик заблаговременно, в противном случае свой талант проявит в некрологе Джино, - предостерегла Анья, не шутя, без всякого, даже бледного, следа улыбки.
- Я вовсе не…- он запнулся о внезапный возглас, как о булыжник на парковой дорожке. Несколько зевак, увлеченно беседовавших по соседству, навострили уши в предвкушении надвигающейся сцены и повернули головы в сторону пожилой герцогини, рассекающей своим подхриповатым контральто пенистые каскады шумного залива.
- Милочка… вот ты где! а я тебе везде обыскалась… - Олимпия фон Ресторф торопливо семенила по направлению к рыцарям, при этом, совсем не теряя заученной осанки.
- Не вздумай окликаться на ее провокации… сегодня я не настроена на схватку с Мегерой, - глухо прошипела Анья и тут же добавила, - мне жаль, но я вынуждена тебя покинуть в гордом одиночестве. Я бы рада позабыть о родственниках, но они постоянно мне напоминают о своей жалкой экзистенции. Ну, почему старая карга подвержена маразму, а не склерозу?! - уже сердито буркнула она, выведенная из естественной апатии катастрофой в лице тирана Домостроя.
- Прикрой мои тылы! – с этими словами маленький рыцарь куда-то испарилась, стоило Сузаку отвлечься на грозовую тучу впереди. А взамен нее к нему внезапно подскочил Вайнберг, собственной персоной. Он выглядел огорченным, был слегка взъерошен, как после драки воробей, и румян, как младенец в объятьях Сикстинской Мадонны.
- Представляешь… - приступил, было, он к повествованию, как его отдернул властный глас герцогини.
- Молодые люди, не подскажите, куда подевалась моя племянница? Всего минуту назад я ее видела вместе с Вами, сэр Куруруги… - дама в старомодном корсете запыхалась, но не подавала признаков отчаянья.
- Ваша Светлость, мисс Алстрайм…- осекся Куруруги: он был несилен в подобных импровизациях.
- Анью срочно вызвали ревизором в ночной дозор, я тому свидетель, - скороговоркой выдумал его товарищ, чем уберег Сузаку от безуспешного оправданья.
- Ах, вот так неудача… моя племянница так востребована, что никак не нанесет визит своей тетушке… Вашему поколению нынче не до нас, - она удостоила дерзких юнцов неодобрительным взмахом веера и, не имея возможности продолжить чтение морали, отправилась дальше на поиски пропавшей.
- Я так полагаю, что с Аньей мы разминулись и вряд ли сойдемся, раз за ней спланированная погоня, - заключил Джино и тут же возобновил свои причитания, - так вот, друг,… я снова потерпел фиаско…
- Неужели? – спокойно издал риторический вопрос Сузаку. Если Фортуна хоть каплю к нему благосклонна, то отверженный поклонник взорвется в пылком монологе, и он сможет подумать о своем, изредка вслушиваясь в неугомонную россыпь метафор и кивая в знак сопереживания.
- Моя жестокая любовь ранила меня прямо в сердце, вонзив свой раскаленный меч по самую рукоять…
Их потеснили, освобождая середину зала для кадрили. В ожидании кавалеров девушки заговорили шепотом, стреляя глазками по привлекательным мишеням. Джентльмены же, кто бодрой, кто обреченной походкой начали понемногу подбираться или подступать к их будущим партнершам, и, поклонившись, уводить под руку согласных. Не прошедшие отбор ютились по краям вместе с маргиналами праздника, как Куруруги, и утешались тем, что втыкали колкие насмешки в спины удачливых соперниц. Грянула игривая музыка, и под ее чарами все вокруг пришло в грациозное движение. Неожиданно завороженный колдовским водоворотом танца, взгляд Сузаку врезался в пару глаз и на миг весь окунулся в эту фиалковую пучину, где затаились черные жемчужины зрачков, вдруг перловица захлопнулась, и все исчезло за переменой чьих-то фигур. Он зажмурился и осознал, что глаза незнакомки похитили его дыхание, словно ястреб птенца. Сузаку вздохнул, и воздух заполонил его грудь вместе с новым, дотоле неизвестным, сентиментом. Рыцарь попробовал усилием воли вызвать из мозаичной мешанины фантома, но не сумел разбить вертящийся калейдоскоп на осколки. Наверное, бессонница, которая неустанно сторожила его уже не первую ночь, принялась слать весточки изможденному рассудку.
- …Малиновка пропела: «Вайнберг, да Вы бредите…», а я в ответ: «Пусть это сущий бред, но разве страсть и бред не одно и то же?», и она… - Джино, не удостоившись никакого подтверждения от слушателя, прервался на полуслове и обратил, наконец, внимание на то, что его друг отпустил рассказчика гулять в чистом поле -… Сузаку! Сузакууууууу… Сэр Куруруги… снизойдите с заоблачных высот на эту занудную твердь.
- Извини, Джино, - он вздрогнул и смущенно улыбнулся, - я тебе внимаю снова… так каков же финал твоей эскапады?
- Ты так выражаешься, будто я заурядный повеса, но это совсем не так. Не ловелас я, - скривился отверженный ухажер, - она мне дороже всех девушек материка, вместе взятых. Тем не менее, моя козочка мне не доверяет, сколько я не сыплю клятв и заверений под ее привередливые ножки. Мой айсберг неумолимо холоден. Мы разошлись, как в море корабли… ее подхватил попутный ветер, а мой парусник, увы, застиг штиль.
- Не волнуйся, быть может, на Серебряном Балу все кончится иначе, - решил он смягчить тяжелый удар, который нанесли Третьему рыцарю.
- Надежда эта призрачна, как опаленные крылышки мотылька. Я же говорил тебе, что она собирается пуститься в вояж по Атлантике и отбывает послезавтра. Ты сегодня какой-то не такой, как обычно. Не то чтоб неприкаянный Седьмой рыцарь никогда не вел себя, словно он был не от мира сего… но такая отчужденность от действительности не свойственна даже тебе… - заметил Джино и сдвинул золотистые брови на переносицу.
- Я…да, кажется, мне не по себе. Голова кружится немного… в затылке забарабанило, как будто в мой храм ворвалась цыганка с кастаньетами, - признался Седьмой Рыцарь и провел ладонью по торчащим вихрам, чтоб пригладить волосы и пробудившуюся тревогу.
- Сэр, Вы имеете право немедленно отправиться на заслуженный отдых, - Джино отдернул бирюзовую мантию назад и артистично воздел руки в перчатках к замысловатой лепнине потолка, - Жертвоприношение свершилось! Ведь ты отдал день дворцовому этикету. Тем более что ты не принимаешь никакого участия в полуночном спектакле Месье Годемара, а завтра нас с самой рани ожидает хлопотное утро. Турнир Трех Лилий измотает, кого угодно, даже легендарному всаднику Ланселота не помешает выспаться накануне этого славного Действа, - златогривый аполлон умел изредка выдавать надлежащие советы, хотя сам он их пропускал в одно ухо и, не медля, выдворял вон из второго: Джино был против всякого постороннего руководства, затрагивающего его драгоценную персону. Кодексы он соблюдал по мере обстоятельств и собственных понятий о справедливости, что потворствовало его реноме даровитого сорвиголовы.
- Пожалуй, тут не поспоришь. Морфей – лучший бальзам на мою изнурённую плоть… но сон мне в последние дни не благоволит. Как некстати эта демонстрация собственного превосходства! Тебе известно, какого мнения я о потешных боях… очередное азартное развлечение для вельмож, - с презреньем отозвался Куруруги о предстоящем фестивале воинской доблести, - на их ринге, обвешанном гирляндами и трибунами, я – кто угодно: ловкий циркач, дрессированный тигр, отважный гладиатор, - но не кавалер рыцарского ордена. Им бы душещипательных зрелищ да воздушных пирожных. Отвратительно.
- Но ты рафинированный воин, пользующийся внушительным спросом на дворцовом рынке, - гейзером бил из Джино его неунывающий оптимизм, - мне тут одна загадочная сорока подбросила знатную весточку: маркиза, чья искренняя симпатия так и осталась неразделенной, имела смелость во всеуслышание заявить, что якобы кровожадный Кощей Брэдли заставит тебя с лихвой поплатиться за оскорбление ее Высоких Чувств. Наш колченогий вампиреныш клюнул и вцепился всеми своими клыками в пари. А по мне, так ты размажешь кровососа в два-три присеста. И ставки уже сделаны, мой друг. Не подведи же мой доверчивый кошелек… - заговорщически подмигнул товарищ.
- Джино, и ты заодно с этим балаганом, - Сузаку обреченно покачал головой, - мне их досужие прогнозы нипочём. Триумф одержит только тот, кто его достоин. Все же Брэдли невыносим. Вот сносный повод проучить его нахальство. Но я пойду... пора к Морфею в гости. Не натвори мне яростных соперников и лишних бед. Я не железный дровосек… - предупредил он на прощанье и взял кратчайший курс на выход. Для Куруруги Сузаку бал - уже вчерашний смутный отпечаток на восковой дощечке «Чепуха». Но потусторонний образ танцора все почему-то не бледнел в абстракции… а под капюшоном энигмы рукоплескал проказнице-цыганке, которая била в звонкие цимбалы, рыцарь ускорил шаг, пока она не прикатила гонг.
*****************************************************************************
В коридорах он был неожиданно задержан Главным Распорядителем Покоев, чей возраст, на самом деле, значился в местном свитке страшных тайн. Ворчливый ключник-гном с серебристыми баками и желтоватой, как пергамент, кожей изумлял только лишь тем, что был неподкупным как честный фанатик-чиновник. Редкий вид, выживающий, непонятно как, в меркантильной фауне Дворца. Педант, он наделял обителью согласно званию и заслугам, а не взяткам и никогда не упускал никаких мелочей комфорта.
- Ваше Благородие, будьте так любезны, сопроводите старика в Северное Крыло, - приступил он сразу к делу, чем озадачил рыцаря, - я вынужден принести свои глубочайшие извинения, но Ваша комната не удовлетворяет больше требованиям протокола. По милости, одного болвана, - он сухо наградил нелестным эпитетом провинившегося слугу, - приключился небольшой пожар. Я обещаю, что переселение никак Вас не стеснит, - заверил его Распорядитель и поманил юношу за собой, - я Вас лично доведу до Ваших апартаментов, а то заблудитесь ведь в этих катакомбах… поганец получит свою трепку, чтоб не повадно было впредь забавляться куревом, где вздумается…
- Ничего, мне сойдет любой ночлег с кроватью… не беспокойтесь так, я не в обиде, - Сузаку поравнялся с власть имущим и последовал за коренастой фигурой в буром по неведомому ему до сих пор маршруту. Он потерял счет поворотам и ступеням и оттолкнул прочь бессмысленную затею угадать, куда его ведут.
Продолжение смотрите постом выше, ибо мне пишут, что я превысила лимит знаков! ^^ А в комментариях мне надо все дробить на пять-шесть фрагментов ТТ.
Автор: N.N. (он стесняется…)
Посвящается: Куруруги_Сузаку - милому Рыцарю, удивительному косплееру и просто замечательному человеку!
Жанр: драма в трех главах, а лучше сказать, актах (A/U), с элементами эротики и сатиры! Под старину...
Рейтинг: NC-17 (немного завышен, на всякий пожарный)
Бета: Reven (аригато годзаимас ей за старание рудокопа), Куруруги_Сузаку (самый что ни на есть святой мученик, ибо проявлял ангельское терпение, стойко снося авторское каппричио) и flying_down (перечитавшая n-ное количество раз этого монстра от корки до корки);
Пейринг: Сэр Куруруги+Лелуш Британский (в порядке исключения), Вайнберг+Стедфелд+Алстрайм? etc. Их тут будет превеликое множество, и все - гет;
Статус: продолжение подразумевается ^^
Автор: И я вот это сотворил?
Тертуллиан: Веришь, ибо абсурдно…
Автор: Мда, парадокс, однако!
Предупреждение: я курила траву иного сорта (не верится, но кое-что автор сотворил под одну из песен группы Kiss) … мое либидо повесилось на Супер-Эго. Автор снимает с себя всю моральную ответственность за его дилетантские представления о загадке яоя. Потенциальное ООС там и сям. Временами выскакивают оригинальные персонажи – диктат необходимости. Если Вам претит агломерация изощренных средств художественной выразительности на один квадратный абзац текста, то настоятельно советую держаться от сего чтива подальше.
Дискламация: исходник (детище Танигучи) перенесло серию многочисленных стилистических, композиционных и сюжетных операций. В общем, родной режиссер не признает.
P.S. Объем шапки прямо пропорционален количеству буковок в первой главе ^^ (9062 штук, если считать в словах)
Критика, которая «с чувством, толком, расстановкой», не возбраняется. Без претензий на «лавры»; ^^
читать дальше
Ночь Первая. Пробуждение.
Любовь можно заслуженно назвать трижды вором –
она не спит, смела и раздевает людей догола.
Диоген Синопский
Благими намерениями вымощена дорога в Ад.
Сэмюель Джонсон
она не спит, смела и раздевает людей догола.
Диоген Синопский
Благими намерениями вымощена дорога в Ад.
Сэмюель Джонсон
Сплетни Двора колючим шлейфом стелились вслед за Седьмым Рыцарем Круга, подбирая пышными парчовыми платьями и длинными бархатными мантиями весь сор россказней и докучливых догадок праздных Умов. Злые языки обвиняли юного Сэра Куруруги в холодности к плотским наслаждениям, что было просто предосудительно в царстве всеобщего Адюльтера. Не раз несчастный становился жертвой насмешливых стихоплетов, свивших бумажный Вавилон из эпиграмм, где воспевалась Высшая Добродетель с более чем низкими инсинуациями. Застигнутые врасплох словоохотливые наглецы замолкали под непосредственной угрозой надеть на свои шеи алый ободок. Перерезанное горло служило весомым аргументом, но все же не могло унять пыл преследователей, подогреваемый дамским возмущением. Прекрасный пол при свете дня во всю порицал неверность, а после заката проповедовал терпимость к супружеским изменам, однако всегда был безжалостен к тем, кто равнодушен к женским прелестям. Фригидность - удел монахов… с божьего позволения они могут умерщвлять свою грешную плоть, сколь угодно их духовному телу. Но в светском мире закон гласит иначе. Аскеты не в почете.
Званный ужин в Хрустальной Зале. В преддверии Бронзового Бала стекаются искрящиеся в лучах солнцеподобных светильников важные сазаны высшего света, лениво поигрывая своими золотистыми боками; плывут безногие русалки, утопая по талию в огромных колоколах-кринолинах, стесняя уже довольно узкие дорожки протискивающихся лакеев и лаская шелками своих недорослей-пажей; струящийся атлас же наяд плавно скользит по крапчатому мрамору, вторя отборной чеканке лакированных сапог офицерских акул, те клацают саблями и ровными, под стандарт британской укладки, заточенными на комплименты зубами, сверкающими в своем плотоядном оскале. О рифы приглашенных плещутся фривольно-шутливые волны менуэта в непрерывающейся ни на миг виртуозной игре оркестра, заточенного в глубокую яму. Посреди набухающего потока масок и голосов тут и там слагаются острова из отдельных каменьев, притянутых друг к другу общим интересом... а в большей мере, скукой и желанием передохнуть от суеты передвижения. На одном из таких атоллов выделился подвид кораллов, тщательно перемывающих слухи о доблестном поданном Империи, который им так кстати попался на голодный глаз.
- Ах! Бедный мальчик! Видно, Эрос обделил его стрелою… а такой молодой… какая жалость, а то взяла бы я его под свой внимательный надзор… овеянную мудростью опеку, так сказать, - прошелестел томный фальцет, чья владелица давно перешагнула черту бальзаковского возраста.
- И правда, несчастное дитя, он непреклонен перед слабостями сердца… какое упущение! В его-то лета…это прямо преступление, - охнула ее соседка, чересчур энергично обмахиваясь веером, тревожившим страусиные перья на грудях, которые походили на две пересохшие груши.
- Я б продала немедля моего мужа, чтоб узреть то, что сокрыто под этим белоснежным, как сама невинность, мундиром… но он закован в неприступные латы целомудрия, - вздохнула третья и с досадой дернула слишком резко за поводок своей левретки. Та тявкнула в такт своей хозяйки.
- Вы снова о нашем Святом Михаиле? Нет, он положительно не способен… ну, вы ведь догадываетесь, о чем я… после поражения даже неотразимой маркизы де Розвуаль на сём арктическом фронте… - вмешалась вновь прибывшая, внося нескромный вклад в беседу, - уж на что пошло? Женщина… и решилась осадить крепость. Все… наоборот. Но и крайние меры тут оказались бесполезной тратой сил. Уловки уловками, но природу вещей не изменить. Тут только одно оправданье, – ядовито протянула она, набрасывая аркан своих неблаговидных домыслов на непросвещенных.
- Хо-хо! Неужели вы намекаете, что… - подхватила первая, пряча в душистом платочке свою глянцевую усмешку.
- Именно. На мой взгляд, это очевидно. Я даже расспросила моего врача. А ему я доверяю... пуще собственной совести. Он почти подтвердил мою гипотезу, - многозначительно приподняла нарисованные брови жеманная особа и со знающим видом причмокнула, - он… импотент… да-да, дорогая!
- Да убережет Провидение наших ухажеров… от этой губительной напасти, - перепугалась та, что отвлеклась на новомодный наряд, мелькнувший перед ее лорнетом.
- Да что Вы! Не может такого быть… - гневно возразила дама с собачкой…- сущая клевета...
Мимо этой масонской ложи как раз и проходили двое рыцарей в броских плащах с галунами. Родственного в них было ни на фунт, но дуэт моментально вырезался небрежным взглядом из пестрого и однообразного соцветия вечера. Один из них возвышался над остальными, поджарый, сухопарый, словно вытянутый за руки и за ноги на дыбе, светловолосый, с кокетливо разбросанными по плечам туго заплетенными косичками и глазами, в которых гуляла, шатаясь то сюда, то туда, беспечная лазурь. Он на целую голову обогнал своего спутника, молодого человека, по виду недурственного атлета, чей торс на всей своей протяженности хранил чудесную гармонию, увенчанную по-азиатски утонченными чертами лица и нарушаемую лишь непослушной каштановой шевелюрой. Зеленоглазый шатен поморщился от недовольства и еще более сжал губы в ответ на «похвалу» со стороны. Он так и не свыкся со своей неблагодарной ролью фаворита дамских пересудов, хотя старательно городил вокруг себя заслон равнодушия при каждом выпаде заостренного жала молвы. Его боевого товарища, напротив, забавлял весь этот придворный хор. Он веселился почти по любому поводу, так как не был подвержен меланхолии и называл себя великим гуманистом среди сборища мизантропов, к которому он с известной долей сожаления причислял и унылого рыцаря рядом.
- Послушай только их, Сузаку, - обратился он к своему соратнику щедрым баритоном, - вражеская пуля и та не столь опасна. Меткость новой пушки Асплунда блекнет по сравнению с верткими язычками в обрамлении помады, пудры, мушек, накладных ресниц и всяких побрякушек. У цвета человечества нынче в моде духи «Poison», какой стойкий, впивающийся в ноздри, и, хуже того, в уши аромат…
- Джино, прекрати жужжать про сомнительные увлечения болтливого племени. Таково их естество, и я смирился, право, хватит, – перебил его напарник то ли устало, то ли сердито, - мне не избежать…
- Да, общество повсюду… публичные с тобой мы люди. Но ты невольник, а я в своей стихии... Разве что хамелеон из меня с дефектом, как утверждает Анья. Вот та, что снискала мое подлинное уважение, так как от женщины в ней столько же найдется, сколько сорвешь ты ягод с кактуса. Бедный урожай! Безупречная логика и лаконизм – прямое тому подтвержденье. Афина, вылупившаяся из головы мужчины, но никак не из чрева женщины. Но ее овдовевшая тетка все не возьмет в толк исключительности ее племянницы. Старуха спит и видит, как бы ее сосватать, и грозится затолкнуть черную овечку в загон с замужней отарой. Кстати, о паучихах… взгляни на ту… вон… чуть справа… еще каких-то пять минут она просверлит в твоем лбу дырку и разочаруется в начинке, как сотни до нее, - звучно засмеялся сэр Вайнберг и подмигнул зазевавшейся красотке. Та хмыкнула и бесцеремонно отвернулась. Похоже, это была опытной рыбачкой, и когда щука не клевала, она тут же перебиралась к проруби с карасями.
- Нет, для нее мы все же твердолобы… ах, нельзя не проникнуться завистью к этим очаровательным нимфам. Их не простить нельзя. Какая бы толстая гадость ни выпорхнула из их маленьких ротиков - все сходит им с их лайковых перчаток. Стервятников отстреливать - пожалуйста, а куриц трогать - так ни-ни. А перышки выщипывают им их сестры да ревнивые супруги… - продолжил он тираду в своем духе, - против таких броня нужна иного рода. Хоть отпусти щетину ты, они будут и дикобраза преследовать, пока несчастного не загонят в темный уголок и там уже разделают так, как им угодно. И месяц не минул с твоей церемонии посвящения в Большой Круг, как на тебя набросились все разом. Оценивают, примиряют, осматривают … придирчивые жены и некоторые, особо услужливые, мужья… все жаждут быть поближе к трону, а так как мы с тобой у самого подножья, то с нами всякий сойтись не прочь! Амбиция – вот истинная королева Бала, любой без промедления готов гнуть спину во имя ее Чести, даже в урон своей, - довершил он свое витиеватое умозаключение.
Оба рыцаря замедлили свой шаг, чтоб пропустить вперед себя стайку быстрокрылых бабочек-дебютанток. Одна декада, и обратная метаморфоза их превратит в почтенных мягкотелых гусениц-матрон, жующих с аппетитом сочные кроны сплетен вперемежку с песочным печеньем под острым соусом пикантных скандалов и пряных интриг. Воспользовавшись этим препятствием, Куруруги вздохнул и окинул утомленным взором, полуприкрытым флером век, многоэтажные нагромождения шиньонов, кос и париков, пытаясь выхватить из этой чащи скромный фонтан волос до плеч, принадлежавший Шестому Рыцарю. Но тщетно… миниатюрная Алстрайм оказалась той самой пресловутой иголкой в стоге сена. Она б могла избавить его от перенасыщенного покровительства Вайнберга и разбавить их малое общество своим присутствием. Он уж отчаялся насчет своей идеи, когда нежданно-негаданно заметил броскую фигуру в алом.
- Джино, очнись… твоя строптивая Диана соизволила явиться, - спелой новостью он ввел друга в крайнее возбуждение чувств, резанув смычком известия по деликатным струнам.
- Она…и впрямь она, о Небеса! Как я вам благодарен. Мольбам моим внемли... Признателен безмерно за счастливый случай. Моя богиня… тут, какая редкость! – влюбленный тут же встрепенулся, как голубок, нахохлился и принялся лихорадочно поправлять смятые ходьбою фалды мантии, - как я? Не растрепан, не смешон?
- Сгодишься, - подбодрил его Сузаку и сразу получил воодушевленный его же заботою хлопок по плечу.
- Спасибо тебе, ты ведь не в обиде? – переспросил он, волнуясь, что бросает товарища на произвол судьбы, -… так, я пропаду на чуть-чуть или навсегда. Мое отсутствие диктует степень благосклонности ангела и демона в одном сосуде. Я, как раб, готов пасть ниц, ползти по пятам и целовать тень ее туфелек… но боюсь, что перепутаю в этой суматохе с чужими. Не лучше ли рискнуть словить жар-птицу сразу за хвост, ты так не считаешь?
- Упустишь, - прозвучало тихое предостережение.
- Уже лечу… благослови меня на этот ратный подвиг, - попросил он напоследок и, не дожидаясь ответа, скрылся в направлении его добычи. А лань-то не зря слыла непокорной, как тихоокеанский тайфун… поймать наследницу Стедфелдов не удавалось никому. Сузаку про себя пожелал Джино везенья, а упорства тому было не занимать. Седьмому Рыцарю уже порядком надоело по долгу дружбы служить невольным ценителем то приторной оды, то дифирамба, то итальянского сонета… и каждое послание Амура без исключения хромали на все строки. Он почти погрузился в размышления о злоупотреблении чернилами и терпением окружающих во имя эгоизма любви, но внезапно ощутил затылком чей-то пристальный взгляд и обернулся, чтоб повстречаться с ним лицом… однако, вместо дотошного интереса, столкнулся с безмятежным алебастром колонны. Обманулся? Все же Куруруги был убежден, что за ним наблюдали только что… или показалось? Сузаку погладил эфес шпаги большим пальцем и отказался играть в прятки с мифическим яблоком воображения, уже без этого воспаленного суетливой атмосферой торжества, где кто-то за кем-то обязательно следил по той или иной причине.
Абсолютная супервизия.
Герой-любовник удалился… - провел черту знакомый голос сбоку. Владелица его еле-еле своей макушкой доставала до плеча сэра Куруруги. Анью Алстрайм можно было бы принять за девочку, если бы ее контуры не были напрочь лишены задорного ребячества и пухлой персиковой детскости. Она сочетала чудесным образом в себе уместную задумчивость и неземной покой, который было не вывести из строя. Если сам Сузаку имел обычай раскачиваться, как маятник, вправо- влево, то принцип ее устройства вовсе не подчинялся силе момента: Анья напоминала заведенный механизм, который, несмотря на мощные воздействия извне, сохранял стабильность с непоколебимым постоянством древнеримского стоика. Но даже твердую породу прогрызает мышь… в роли грызуна выступала ее тетка, герцогиня фон Ресторф, чей девиз был: «Вода не течет под лежащий камень, но под нужного жениха ложится любая невеста!»
- Удавился? Ты о чем? Минуту назад был жив-здоров наш Джино, - удивился Сузаку ее странному высказыванию. Она всегда выкладывала свои фразы монотонным рядом, и нельзя было отличить, то ли это индифферентная констатация, то ли филигранная ирония, или, хуже того, все одновременно. Он называл это мысленно «сарказмом от чистого сердца».
- Мимо меня пронеся Вайнберг, словно пришпоренный скакун, - передумала она поправлять рыцаря сразу, - вместо полноценного приветствия мне достались лишь жалкие обрывки лепета: «Гений чистой красоты…» Эпитет, я так полагаю, предназначался милому идеалу с глубоким декольте. Кален Стедфелд – неукротимый мустанг, а Джино – начинающий наездник. В ближайший час наш блудный рыцарь возвратится побитый, но живой. Приговором из уст женщины, даже такой остроумной, как эта, рыцаря-неваляшку не сразить наповал. Любопытно. Ты ослышался… как непохоже на сэра Куруруги. Что за червь тебя гложет? – необычно многословная Анья перевела взгляд с непроницаемой стены напротив и приступила к изучению его растерянного профиля.
- Прости, ты меня врасплох застала. А мы тебя искали, между прочим. Но безуспешно… здесь слишком многолюдно, - Сузаку отстранился от неприятного предчувствия, щекотавшего волоски на шее под воротником, и переключился на вопрошающую собеседницу.
- Не только вы вдвоём… что удручает, - процедила она насчет «ищейки», почти схватившей ее в дверях, конечно, по велению переживающий родственницы, никак иначе. Наследница славного рода Алстраймов с четырнадцати лет вела позиционную войну за право не стать трофеем престарелых претендентов на ее приданное и вместе с ним свободу сооружать свое существование. Поначалу лот забывал предстать на аукционах, зевал и пренебрегал ритуалом и инструкциями девушкам на выданье, затем пугал сводников-торговцев и покупателей-женихов трезвостью суждений и неженским нравом, и, в конце концов, Анья тайком «постриглась в рыцари» и стойко перенесла семейную бурю, а затем и двухлетний раскол с ныне покойными родителями. В связи с трагической кончиной последних между непутевой племянницей и ее сердобольной тетушкой было подписано негласное перемирие в Шемброке под надзором нотариуса, согласно которому она сама урегулирует вопрос о замужестве, а Леди Олимпия исполнит обязательства гаранта священного союза. Оскорбленные некогда родичи переменили тактику и всячески гордились достижениями малютки Алстрайм. Ее титул вписали в перечень достоинств, который снова вывесили на брачных торгах…
- Тем не менее, я рад твоему появлению… - заверил рыцарь, - хоть за себя постоять у тебя всегда выходит лучше, чем у большинства собравшихся здесь наглецов, я не позволю обижать …
- Сузаку, ты так нуждаешься в ненависти Света? Зачем понадобилось доблестному Куруруги противостоять моим супостатам? - перебила она, - я справлюсь. Комплекс рыцаря неизлечим, как я погляжу. Знаешь, в чем вся несправедливость мира: есть здравое зерно в нестареющих обычаях отцов: соблюденье траура – это дань памяти, а не погребенье заживо в былом. Если ты собрался себя все-таки захоронить, то явно перепутал заведенья: Двор - не Монастырь.
Своей сентенцией она невольно воскресила печальный образ той, которая однажды захватила его душу полностью, взяв пылкое сердце в прочное кольцо и совершенно отрезав путь к поспешному отступлению. Рыцарь дал обет вечно хранить верность лишь одной единственной Принцессе. Юфимия Британская была всем, а всё без нее сделалось ничем… каменистой пустыней, где путнику, как он, не испить из пересохшего источника. Сузаку глотал мертвую воду воспоминаний об их мимолетном счастье и продолжал брести вперед ради миража праведной мести. Ее скоропостижную гибель оправдывали неизвестным недугом, притворщики разлили скорбные реки нильских слез и предали Деву забвению в темном склепе. На самом деле кто-то яд подлил в фарфоровую вазу с его нежной розой. Вероломный отравитель должен был жестоко поплатиться, и он добьется правосудия, рано или поздно. А там… будь, что будет. Ему все безразлично.
- Где бы я ни находился, упрямая смерть чурается меня. Даже на поле битвы злодейка дразнится жженым запахом крови и пороха… иногда, мне чудится, что я сам смерть… и право умереть вычеркнуто из моих привилегий. Я палач, который оборачивает бездыханный труп врага в белый саван флага. Клянусь, я свыкся со своей нечеловечностью, - он воздвигал глыбу на глыбе поверх нерукотворной могилы, - но людям этого не уяснить, похоже.
- Патетика в эпитафии, как масло в овсянке. У тебя редкий дар. Рекомендую сочинить себе панегирик заблаговременно, в противном случае свой талант проявит в некрологе Джино, - предостерегла Анья, не шутя, без всякого, даже бледного, следа улыбки.
- Я вовсе не…- он запнулся о внезапный возглас, как о булыжник на парковой дорожке. Несколько зевак, увлеченно беседовавших по соседству, навострили уши в предвкушении надвигающейся сцены и повернули головы в сторону пожилой герцогини, рассекающей своим подхриповатым контральто пенистые каскады шумного залива.
- Милочка… вот ты где! а я тебе везде обыскалась… - Олимпия фон Ресторф торопливо семенила по направлению к рыцарям, при этом, совсем не теряя заученной осанки.
- Не вздумай окликаться на ее провокации… сегодня я не настроена на схватку с Мегерой, - глухо прошипела Анья и тут же добавила, - мне жаль, но я вынуждена тебя покинуть в гордом одиночестве. Я бы рада позабыть о родственниках, но они постоянно мне напоминают о своей жалкой экзистенции. Ну, почему старая карга подвержена маразму, а не склерозу?! - уже сердито буркнула она, выведенная из естественной апатии катастрофой в лице тирана Домостроя.
- Прикрой мои тылы! – с этими словами маленький рыцарь куда-то испарилась, стоило Сузаку отвлечься на грозовую тучу впереди. А взамен нее к нему внезапно подскочил Вайнберг, собственной персоной. Он выглядел огорченным, был слегка взъерошен, как после драки воробей, и румян, как младенец в объятьях Сикстинской Мадонны.
- Представляешь… - приступил, было, он к повествованию, как его отдернул властный глас герцогини.
- Молодые люди, не подскажите, куда подевалась моя племянница? Всего минуту назад я ее видела вместе с Вами, сэр Куруруги… - дама в старомодном корсете запыхалась, но не подавала признаков отчаянья.
- Ваша Светлость, мисс Алстрайм…- осекся Куруруги: он был несилен в подобных импровизациях.
- Анью срочно вызвали ревизором в ночной дозор, я тому свидетель, - скороговоркой выдумал его товарищ, чем уберег Сузаку от безуспешного оправданья.
- Ах, вот так неудача… моя племянница так востребована, что никак не нанесет визит своей тетушке… Вашему поколению нынче не до нас, - она удостоила дерзких юнцов неодобрительным взмахом веера и, не имея возможности продолжить чтение морали, отправилась дальше на поиски пропавшей.
- Я так полагаю, что с Аньей мы разминулись и вряд ли сойдемся, раз за ней спланированная погоня, - заключил Джино и тут же возобновил свои причитания, - так вот, друг,… я снова потерпел фиаско…
- Неужели? – спокойно издал риторический вопрос Сузаку. Если Фортуна хоть каплю к нему благосклонна, то отверженный поклонник взорвется в пылком монологе, и он сможет подумать о своем, изредка вслушиваясь в неугомонную россыпь метафор и кивая в знак сопереживания.
- Моя жестокая любовь ранила меня прямо в сердце, вонзив свой раскаленный меч по самую рукоять…
Их потеснили, освобождая середину зала для кадрили. В ожидании кавалеров девушки заговорили шепотом, стреляя глазками по привлекательным мишеням. Джентльмены же, кто бодрой, кто обреченной походкой начали понемногу подбираться или подступать к их будущим партнершам, и, поклонившись, уводить под руку согласных. Не прошедшие отбор ютились по краям вместе с маргиналами праздника, как Куруруги, и утешались тем, что втыкали колкие насмешки в спины удачливых соперниц. Грянула игривая музыка, и под ее чарами все вокруг пришло в грациозное движение. Неожиданно завороженный колдовским водоворотом танца, взгляд Сузаку врезался в пару глаз и на миг весь окунулся в эту фиалковую пучину, где затаились черные жемчужины зрачков, вдруг перловица захлопнулась, и все исчезло за переменой чьих-то фигур. Он зажмурился и осознал, что глаза незнакомки похитили его дыхание, словно ястреб птенца. Сузаку вздохнул, и воздух заполонил его грудь вместе с новым, дотоле неизвестным, сентиментом. Рыцарь попробовал усилием воли вызвать из мозаичной мешанины фантома, но не сумел разбить вертящийся калейдоскоп на осколки. Наверное, бессонница, которая неустанно сторожила его уже не первую ночь, принялась слать весточки изможденному рассудку.
- …Малиновка пропела: «Вайнберг, да Вы бредите…», а я в ответ: «Пусть это сущий бред, но разве страсть и бред не одно и то же?», и она… - Джино, не удостоившись никакого подтверждения от слушателя, прервался на полуслове и обратил, наконец, внимание на то, что его друг отпустил рассказчика гулять в чистом поле -… Сузаку! Сузакууууууу… Сэр Куруруги… снизойдите с заоблачных высот на эту занудную твердь.
- Извини, Джино, - он вздрогнул и смущенно улыбнулся, - я тебе внимаю снова… так каков же финал твоей эскапады?
- Ты так выражаешься, будто я заурядный повеса, но это совсем не так. Не ловелас я, - скривился отверженный ухажер, - она мне дороже всех девушек материка, вместе взятых. Тем не менее, моя козочка мне не доверяет, сколько я не сыплю клятв и заверений под ее привередливые ножки. Мой айсберг неумолимо холоден. Мы разошлись, как в море корабли… ее подхватил попутный ветер, а мой парусник, увы, застиг штиль.
- Не волнуйся, быть может, на Серебряном Балу все кончится иначе, - решил он смягчить тяжелый удар, который нанесли Третьему рыцарю.
- Надежда эта призрачна, как опаленные крылышки мотылька. Я же говорил тебе, что она собирается пуститься в вояж по Атлантике и отбывает послезавтра. Ты сегодня какой-то не такой, как обычно. Не то чтоб неприкаянный Седьмой рыцарь никогда не вел себя, словно он был не от мира сего… но такая отчужденность от действительности не свойственна даже тебе… - заметил Джино и сдвинул золотистые брови на переносицу.
- Я…да, кажется, мне не по себе. Голова кружится немного… в затылке забарабанило, как будто в мой храм ворвалась цыганка с кастаньетами, - признался Седьмой Рыцарь и провел ладонью по торчащим вихрам, чтоб пригладить волосы и пробудившуюся тревогу.
- Сэр, Вы имеете право немедленно отправиться на заслуженный отдых, - Джино отдернул бирюзовую мантию назад и артистично воздел руки в перчатках к замысловатой лепнине потолка, - Жертвоприношение свершилось! Ведь ты отдал день дворцовому этикету. Тем более что ты не принимаешь никакого участия в полуночном спектакле Месье Годемара, а завтра нас с самой рани ожидает хлопотное утро. Турнир Трех Лилий измотает, кого угодно, даже легендарному всаднику Ланселота не помешает выспаться накануне этого славного Действа, - златогривый аполлон умел изредка выдавать надлежащие советы, хотя сам он их пропускал в одно ухо и, не медля, выдворял вон из второго: Джино был против всякого постороннего руководства, затрагивающего его драгоценную персону. Кодексы он соблюдал по мере обстоятельств и собственных понятий о справедливости, что потворствовало его реноме даровитого сорвиголовы.
- Пожалуй, тут не поспоришь. Морфей – лучший бальзам на мою изнурённую плоть… но сон мне в последние дни не благоволит. Как некстати эта демонстрация собственного превосходства! Тебе известно, какого мнения я о потешных боях… очередное азартное развлечение для вельмож, - с презреньем отозвался Куруруги о предстоящем фестивале воинской доблести, - на их ринге, обвешанном гирляндами и трибунами, я – кто угодно: ловкий циркач, дрессированный тигр, отважный гладиатор, - но не кавалер рыцарского ордена. Им бы душещипательных зрелищ да воздушных пирожных. Отвратительно.
- Но ты рафинированный воин, пользующийся внушительным спросом на дворцовом рынке, - гейзером бил из Джино его неунывающий оптимизм, - мне тут одна загадочная сорока подбросила знатную весточку: маркиза, чья искренняя симпатия так и осталась неразделенной, имела смелость во всеуслышание заявить, что якобы кровожадный Кощей Брэдли заставит тебя с лихвой поплатиться за оскорбление ее Высоких Чувств. Наш колченогий вампиреныш клюнул и вцепился всеми своими клыками в пари. А по мне, так ты размажешь кровососа в два-три присеста. И ставки уже сделаны, мой друг. Не подведи же мой доверчивый кошелек… - заговорщически подмигнул товарищ.
- Джино, и ты заодно с этим балаганом, - Сузаку обреченно покачал головой, - мне их досужие прогнозы нипочём. Триумф одержит только тот, кто его достоин. Все же Брэдли невыносим. Вот сносный повод проучить его нахальство. Но я пойду... пора к Морфею в гости. Не натвори мне яростных соперников и лишних бед. Я не железный дровосек… - предупредил он на прощанье и взял кратчайший курс на выход. Для Куруруги Сузаку бал - уже вчерашний смутный отпечаток на восковой дощечке «Чепуха». Но потусторонний образ танцора все почему-то не бледнел в абстракции… а под капюшоном энигмы рукоплескал проказнице-цыганке, которая била в звонкие цимбалы, рыцарь ускорил шаг, пока она не прикатила гонг.
*****************************************************************************
В коридорах он был неожиданно задержан Главным Распорядителем Покоев, чей возраст, на самом деле, значился в местном свитке страшных тайн. Ворчливый ключник-гном с серебристыми баками и желтоватой, как пергамент, кожей изумлял только лишь тем, что был неподкупным как честный фанатик-чиновник. Редкий вид, выживающий, непонятно как, в меркантильной фауне Дворца. Педант, он наделял обителью согласно званию и заслугам, а не взяткам и никогда не упускал никаких мелочей комфорта.
- Ваше Благородие, будьте так любезны, сопроводите старика в Северное Крыло, - приступил он сразу к делу, чем озадачил рыцаря, - я вынужден принести свои глубочайшие извинения, но Ваша комната не удовлетворяет больше требованиям протокола. По милости, одного болвана, - он сухо наградил нелестным эпитетом провинившегося слугу, - приключился небольшой пожар. Я обещаю, что переселение никак Вас не стеснит, - заверил его Распорядитель и поманил юношу за собой, - я Вас лично доведу до Ваших апартаментов, а то заблудитесь ведь в этих катакомбах… поганец получит свою трепку, чтоб не повадно было впредь забавляться куревом, где вздумается…
- Ничего, мне сойдет любой ночлег с кроватью… не беспокойтесь так, я не в обиде, - Сузаку поравнялся с власть имущим и последовал за коренастой фигурой в буром по неведомому ему до сих пор маршруту. Он потерял счет поворотам и ступеням и оттолкнул прочь бессмысленную затею угадать, куда его ведут.
Продолжение смотрите постом выше, ибо мне пишут, что я превысила лимит знаков! ^^ А в комментариях мне надо все дробить на пять-шесть фрагментов ТТ.
-
-
30.10.2008 в 21:46Понравилась фразочка ^^
-
-
30.10.2008 в 21:49